Он улетел, но обещал вернуться
Давайте вы сделаете вид, что этого не увидели. 
Название: Междуречье. не спрашивайте, дурацкие у меня ассоциации
Автор: Полтора метра.
Фандом: Легенда №17.
Тип: пре-слэш.
Пейринг: АТ/ВХ, внезапный всепонимающий Кулагин.
Рейтинг: G.
Размер: чрезмернодраббл.
Таймлайн: Валера тренируется с юношеской сборной.
Примечание: я честно признаю, что писать красиво-красочно с эпитетами не умею абсолютно, ладно?
Посвящение: этому прекрасному фандому.
читать?— Вот смотрю я на тебя, Анатоль Владимирович, и стоп себе думаю, — Кулагин не договаривает, косится на мальчишку с алым «17» на форме.
— Не дурак ли я? — Тарасов усмехается вроде бы весело, но руки выдают: узловатые пальцы неровно барабанят по дереву, когда семнадцатый [Чебаркуль, полуфабрикат, заслуженный мастер спорта Валера Харламов] там, на льду, падает на колени, проскальзывает.
Хмурится Тарасов, будто и не рад, что Валера в форму вернулся.
— Дурак, — соглашается Кулагин. — Дурак ты, Анатоль Владимирович, что очевидного не замечаешь. Мальчишка на тебя смотрит, будто ты для него царь и бог, а ты только и знаешь, что тренировками его изводить.
— Харламов, я что-то пропустил, или ты у нас конькобежцем заделался?! — холодным ветром обдаёт, когда Валера в очередной раз проносится мимо. — «Вертолётиков» тебе не хватает?
— Диалога ему не хватает.
Тарасов цыкает, отмахивается.
— Ты меня, Борис Павлович, не учи. Ты своих юнцов за уши вытягивай, а уж своих обормотов я как-нибудь сам, — пауза получается какая-то непрошенная, несуразная, и договаривает он уже сквозь зубы. — Вытяну.
Свисток. Мальчишки замирают, кто где был, сине-красной россыпью по стадиону. Валера Харламов тяжело дышит, и каждый выдох паром срывается с губ.
— Перерыв десять минут.
Только после этого — падают. Садятся прямо на лёд, утирают мокрые лбы, но один остаётся стойким оловянным солдатиком. Какая там у него, — испанская, — упрямая кровь?
— Харламов, тебе что, особое приглашение нужно? — вкрадчиво интересуется Тарасов.
И говорит вроде бы тихо, ан нет — Валера на другом конце стадиона слышит, улыбается этой своей дурацкой обезоруживающей, от уха до уха. Убирая мокрую чёлку с глаз:
— Да нет, Анатольвадимыч. Я просто подумал: может, за ведёрком сбегать надо будет, нет? Шайбы, там, принести...
Неймётся. Хоккей ему подавай, азарт, состязание, жизнь.
— С ведёрком ты у меня вечером бегать будешь, по всему льду, — уголок рта дёргается, будто от незваной улыбки. — А сейчас тебе тренер что сказал?
— Есть отдыхать! — козыряет, смеётся.
Ну, да, Центральный Спортивный Клуб Армии же.
Выздоравливает Валера Харламов, оживает. Сидит на скамейке, рассказывает что-то, отчаянно жестикулируя, водит клюшкой по полу — схему рисует. А взгляд — словно канадцев обходит, легко, играючи, и слышит в гремящей тишине раздающееся: «Шайбу забил...».
— Валер, — с верхних ступенек кричит юниор, «фигурист». — Тебя Тарасов просил позвать.
— Ага, спасибо, Шур, — Валера быстро оглядывается, чтобы ответить.
Шура улыбается так широко, что даже издалека видно, как в его мыслях проносится радостное: «Он моё имя запомнил!». А Харламов на него уже и не смотрит — быстро и сбивчиво заканчивает рассказ об очередном «том самом матче», перехватывает удобнее клюшку, а сам всё одно думает: зачем?
Зачем он Тарасову вдруг понадобился — ничего же не делал, тренировался только. Пререкался иногда, конечно, но ведь это скорей по привычке. Из жажды эмоций, хоть каких-нибудь отголосков тех, что испытывал, играя за сборную. Вместе со сборной.
— Вызывали, Анатольвадимыч? — заглядывая в дверной проём.
— Ну что ты, как на ковёр.
А голос неожиданно усталый. Вымученный голос, тихий, без знакомых рубящих интонаций — словно каждое слово каплей выдавливает. Словно разговор предстоит нехороший.
— Садись, нечего правды в ногах искать.
Анатолий Владимирович потирает переносицу, поправляя невидимые очки. На нём снова эта жилетка, тёплая и — Валера с затаённым страхом находит подходящее слово, — стариковская. Не для тренера Тарасова вязаная.
— Я что сказать-то хотел, — Валера бы подумал — забыл, но видит рассеянную улыбку. — Да ты садись, садись, чего в дверях замер?
Он садится на странно по-домашнему скрипящий стул и вдруг понимает, что эта гостеприимность — не просто так, а попытка отсрочить, не спрашивать.
— Ты вообще как себя чувствуешь, Валер? — Тарасов вертит-перекатывает в ладонях невысокую чашку с чем-то горячим: взгляд цепляется за золотую каёмку и сколотый край. — Нога не болит?
— Да не болит, вроде, — тот пожимает плечами, а сам глаз с чашки не сводит.
Взгляд выше почему-то не поднимается.
— К своим, небось, хочется?
Чужой голос набатными перезвонами отдаётся в ушах, но Валера только кивает. Разглядывает цветок на белом фаянсе — розовый то ли лотос, то ли ещё что экзотическое. Пальцы на лепестках едва заметно подрагивают.
— А я вот думаю: почему бы и нет? — Тарасов, кажется, сам с собой разговаривает. — Ты парень здоровый, крепкий, — видел я сегодня, как резво по льду уже носишься. Совсем в форме, а, Ва-ле-ра?
Устойчивое ощущение в области сердца — вопрос совсем не о том.
— Не знаю, Анатольвадимыч, — он смотрит на Тарасова осторожно, из-под чёрной взъерошенной чёлки.
Лицо напротив не выражает ничего, что Валера уже увидел в кончиках пальцев, скользящих по кромке чашки и замирающих в щербинках откола.
— А кто же знает, Валера, если не ты?
Хочется ответить: «Вы».
— Доктор, наверное, — он пожимает плечами и пытается представить со стороны: хоккеист Валера Харламов, готовый уже торговаться, чтобы не возвращаться в сборную.
Ощущение, будто за этим — точка невозвращения к.
— Доктор тебя уже выписал и строжайше на лёд выходить запретил. Послушал, Валера?
В первый же день — нет.
— Анатоль... Анатолий Владимирович, вы от меня что хотите услышать? — голос как будто чужой, больной голос на грани обрыва. — Да, в сборную обратно хочу. Нет, не потому что Канада или награды, или что вы мне там в... в морге расписывали. Жить я хочу, Анатольвадимыч.
Валера словно со стороны слышит свой нервный смешок.
— Вот только, странное дело, жить у меня и здесь получается. Без Канады, наград и даже без сборной. Без хоккея, кажется, смог бы.
«Без вас бы — не получилось», — не договаривает. Додумывает, с удивлением отмечая, как получается смотреть прямо в чёрные, затягивающие какие-то глаза. От пристального взгляда — удушье, острая недостаточность.
Признать для себя оказалось даже важнее, чем произнести вслух.
— Жить, значит, хочешь, Ва-ле-ра, — Тарасов смотрит не на него, а куда-то поверх. — А сможешь? Без игры, без сборной — долго продержишься?
Говорит так, словно сам когда-то не продержался.
— Анатольвадимыч, — в нём кипит что-то решительное, изнутри жжётся.
Ножки стула с неприятным скрипом скользят по полу, когда он встаёт, готовый прыгнуть с невидимого обрыва. Через шум водопада в ушах неожиданно отчётливо слышится:
— Сходи-ка ты завтра к ребятам. А потом и решай уже для себя — без чего и как. Договорились, Валера?
Чувство, будто окатили ушатом холодной воды.
— Договорились, Анатольвадимыч.
Под внимательным цепким взглядом Валера соглашается принуждённо, а сам стоп себе думает. Дверь за его спиной очень вовремя открывается, впуская в кабинет Кулагина.
— Здравствуйте, Борис Павлович.
— Здравствуй, Валера, — Кулагин отвечает отрешённо, переводя странно понимающий взгляд с Валеры на Тарасова и обратно.
Недовольно качает головой, когда Харламова догоняет уже в дверях:
— А вообще, брось ты мне эти дурацкие мысли, хоккеист Валерий Харламов, — тренерские нотки в голосе заставляют остановиться. — Без хоккея он жить удумал, герой. Шайбы пойди собери!
Валера козыряет, не оборачиваясь.

Название: Междуречье. не спрашивайте, дурацкие у меня ассоциации
Автор: Полтора метра.
Фандом: Легенда №17.
Тип: пре-слэш.
Пейринг: АТ/ВХ, внезапный всепонимающий Кулагин.
Рейтинг: G.
Размер: чрезмернодраббл.
Таймлайн: Валера тренируется с юношеской сборной.
Примечание: я честно признаю, что писать красиво-красочно с эпитетами не умею абсолютно, ладно?
Посвящение: этому прекрасному фандому.
читать?— Вот смотрю я на тебя, Анатоль Владимирович, и стоп себе думаю, — Кулагин не договаривает, косится на мальчишку с алым «17» на форме.
— Не дурак ли я? — Тарасов усмехается вроде бы весело, но руки выдают: узловатые пальцы неровно барабанят по дереву, когда семнадцатый [Чебаркуль, полуфабрикат, заслуженный мастер спорта Валера Харламов] там, на льду, падает на колени, проскальзывает.
Хмурится Тарасов, будто и не рад, что Валера в форму вернулся.
— Дурак, — соглашается Кулагин. — Дурак ты, Анатоль Владимирович, что очевидного не замечаешь. Мальчишка на тебя смотрит, будто ты для него царь и бог, а ты только и знаешь, что тренировками его изводить.
— Харламов, я что-то пропустил, или ты у нас конькобежцем заделался?! — холодным ветром обдаёт, когда Валера в очередной раз проносится мимо. — «Вертолётиков» тебе не хватает?
— Диалога ему не хватает.
Тарасов цыкает, отмахивается.
— Ты меня, Борис Павлович, не учи. Ты своих юнцов за уши вытягивай, а уж своих обормотов я как-нибудь сам, — пауза получается какая-то непрошенная, несуразная, и договаривает он уже сквозь зубы. — Вытяну.
Свисток. Мальчишки замирают, кто где был, сине-красной россыпью по стадиону. Валера Харламов тяжело дышит, и каждый выдох паром срывается с губ.
— Перерыв десять минут.
Только после этого — падают. Садятся прямо на лёд, утирают мокрые лбы, но один остаётся стойким оловянным солдатиком. Какая там у него, — испанская, — упрямая кровь?
— Харламов, тебе что, особое приглашение нужно? — вкрадчиво интересуется Тарасов.
И говорит вроде бы тихо, ан нет — Валера на другом конце стадиона слышит, улыбается этой своей дурацкой обезоруживающей, от уха до уха. Убирая мокрую чёлку с глаз:
— Да нет, Анатольвадимыч. Я просто подумал: может, за ведёрком сбегать надо будет, нет? Шайбы, там, принести...
Неймётся. Хоккей ему подавай, азарт, состязание, жизнь.
— С ведёрком ты у меня вечером бегать будешь, по всему льду, — уголок рта дёргается, будто от незваной улыбки. — А сейчас тебе тренер что сказал?
— Есть отдыхать! — козыряет, смеётся.
Ну, да, Центральный Спортивный Клуб Армии же.
Выздоравливает Валера Харламов, оживает. Сидит на скамейке, рассказывает что-то, отчаянно жестикулируя, водит клюшкой по полу — схему рисует. А взгляд — словно канадцев обходит, легко, играючи, и слышит в гремящей тишине раздающееся: «Шайбу забил...».
— Валер, — с верхних ступенек кричит юниор, «фигурист». — Тебя Тарасов просил позвать.
— Ага, спасибо, Шур, — Валера быстро оглядывается, чтобы ответить.
Шура улыбается так широко, что даже издалека видно, как в его мыслях проносится радостное: «Он моё имя запомнил!». А Харламов на него уже и не смотрит — быстро и сбивчиво заканчивает рассказ об очередном «том самом матче», перехватывает удобнее клюшку, а сам всё одно думает: зачем?
Зачем он Тарасову вдруг понадобился — ничего же не делал, тренировался только. Пререкался иногда, конечно, но ведь это скорей по привычке. Из жажды эмоций, хоть каких-нибудь отголосков тех, что испытывал, играя за сборную. Вместе со сборной.
— Вызывали, Анатольвадимыч? — заглядывая в дверной проём.
— Ну что ты, как на ковёр.
А голос неожиданно усталый. Вымученный голос, тихий, без знакомых рубящих интонаций — словно каждое слово каплей выдавливает. Словно разговор предстоит нехороший.
— Садись, нечего правды в ногах искать.
Анатолий Владимирович потирает переносицу, поправляя невидимые очки. На нём снова эта жилетка, тёплая и — Валера с затаённым страхом находит подходящее слово, — стариковская. Не для тренера Тарасова вязаная.
— Я что сказать-то хотел, — Валера бы подумал — забыл, но видит рассеянную улыбку. — Да ты садись, садись, чего в дверях замер?
Он садится на странно по-домашнему скрипящий стул и вдруг понимает, что эта гостеприимность — не просто так, а попытка отсрочить, не спрашивать.
— Ты вообще как себя чувствуешь, Валер? — Тарасов вертит-перекатывает в ладонях невысокую чашку с чем-то горячим: взгляд цепляется за золотую каёмку и сколотый край. — Нога не болит?
— Да не болит, вроде, — тот пожимает плечами, а сам глаз с чашки не сводит.
Взгляд выше почему-то не поднимается.
— К своим, небось, хочется?
Чужой голос набатными перезвонами отдаётся в ушах, но Валера только кивает. Разглядывает цветок на белом фаянсе — розовый то ли лотос, то ли ещё что экзотическое. Пальцы на лепестках едва заметно подрагивают.
— А я вот думаю: почему бы и нет? — Тарасов, кажется, сам с собой разговаривает. — Ты парень здоровый, крепкий, — видел я сегодня, как резво по льду уже носишься. Совсем в форме, а, Ва-ле-ра?
Устойчивое ощущение в области сердца — вопрос совсем не о том.
— Не знаю, Анатольвадимыч, — он смотрит на Тарасова осторожно, из-под чёрной взъерошенной чёлки.
Лицо напротив не выражает ничего, что Валера уже увидел в кончиках пальцев, скользящих по кромке чашки и замирающих в щербинках откола.
— А кто же знает, Валера, если не ты?
Хочется ответить: «Вы».
— Доктор, наверное, — он пожимает плечами и пытается представить со стороны: хоккеист Валера Харламов, готовый уже торговаться, чтобы не возвращаться в сборную.
Ощущение, будто за этим — точка невозвращения к.
— Доктор тебя уже выписал и строжайше на лёд выходить запретил. Послушал, Валера?
В первый же день — нет.
— Анатоль... Анатолий Владимирович, вы от меня что хотите услышать? — голос как будто чужой, больной голос на грани обрыва. — Да, в сборную обратно хочу. Нет, не потому что Канада или награды, или что вы мне там в... в морге расписывали. Жить я хочу, Анатольвадимыч.
Валера словно со стороны слышит свой нервный смешок.
— Вот только, странное дело, жить у меня и здесь получается. Без Канады, наград и даже без сборной. Без хоккея, кажется, смог бы.
«Без вас бы — не получилось», — не договаривает. Додумывает, с удивлением отмечая, как получается смотреть прямо в чёрные, затягивающие какие-то глаза. От пристального взгляда — удушье, острая недостаточность.
Признать для себя оказалось даже важнее, чем произнести вслух.
— Жить, значит, хочешь, Ва-ле-ра, — Тарасов смотрит не на него, а куда-то поверх. — А сможешь? Без игры, без сборной — долго продержишься?
Говорит так, словно сам когда-то не продержался.
— Анатольвадимыч, — в нём кипит что-то решительное, изнутри жжётся.
Ножки стула с неприятным скрипом скользят по полу, когда он встаёт, готовый прыгнуть с невидимого обрыва. Через шум водопада в ушах неожиданно отчётливо слышится:
— Сходи-ка ты завтра к ребятам. А потом и решай уже для себя — без чего и как. Договорились, Валера?
Чувство, будто окатили ушатом холодной воды.
— Договорились, Анатольвадимыч.
Под внимательным цепким взглядом Валера соглашается принуждённо, а сам стоп себе думает. Дверь за его спиной очень вовремя открывается, впуская в кабинет Кулагина.
— Здравствуйте, Борис Павлович.
— Здравствуй, Валера, — Кулагин отвечает отрешённо, переводя странно понимающий взгляд с Валеры на Тарасова и обратно.
Недовольно качает головой, когда Харламова догоняет уже в дверях:
— А вообще, брось ты мне эти дурацкие мысли, хоккеист Валерий Харламов, — тренерские нотки в голосе заставляют остановиться. — Без хоккея он жить удумал, герой. Шайбы пойди собери!
Валера козыряет, не оборачиваясь.
Ниэт! Низашто! Как можно, ведь он замечательный!
Кулагин шикарен абсолютно))))))))))))))))))))))
Спасибо))
как фандом.Bradly, Кулагин шикарен абсолютно))
Спасибо)) Это была моя реплика, честное слово. Спасибо огромное))
Хочется ответить: «Вы».
и правда ведь так доверяет, доверяется.
понравилось, спасибо!
мне захорошело уже с этого места
Полтора метра., прекрасно же! *носится поп потолку*
Хочется цитатами, но не могу, эти маленькие драбблы - каждое слово одно к одному, не могу кусками рвать.
Очень, очень понравилось
Но вот это не могу не:
— Вот только, странное дело, жить у меня и здесь получается. Без Канады, наград и даже без сборной. Без хоккея, кажется, смог бы.
«Без вас бы — не получилось», — не договаривает.
Я знаю, что значит слово драббл, но должен же быть какой-то сиквелл, намекающий мне, что у них все будет хорошо!
Я это видела, видела! И это было прекрасно, спасибо!)))
LazyPixie, и правда ведь так доверяет, доверяется. Для меня это доверие в их отношениях - основной и самый... радужный, что ли, кинк. Там настолько незамутненная, чистая вера друг в друга, что Тарасов по фильму ведь свою карьеру - да и фактически судьбу, - доверяет Валере. А про самого Валеру и говорить не нужно.
Спасибо))
Tommy_Wiksen, спасибо-спасибо-спасибо
Грациозный Юнкер, спасибо огромное
Пытающее сердце! я вот даже не знаю, надеяться мне, что это опечатка, или не стоит
какой-то сиквелл, намекающий мне, что у них все будет хорошо! Зачем сиквел, какой сиквел! У них целый фильм есть, буквально пронизанный этим "всё будет хорошо"
Бастард,
У них целый фильм есть, буквально пронизанный этим "всё будет хорошо"
нет, нужно *жили долго и счастливо*
нет, нужно *жили долго и счастливо* нет, ну я конечно попробую - с таким каноном грех не попробовать, - но спорить готова, что мой внутренний дженовик будет бушевать и сбивать полки клюшкой
Полтора метра., можно дженово увести их в закат! xDDD
и каждый ПЧ этот "диалог " видит своими глазами
а вообще спасибо, готова читать и перечитывать и ждать еще и еще . Очень хочется еще
— «Вертолётиков» тебе не хватает?
— Диалога ему не хватает.
Тарасов цыкает, отмахивается.
— Ты меня, Борис Павлович, не учи.
- прекрасное совершенно) да, очень))
спасибо))
Грациозный Юнкер, спасибо огромное
повыше рейтинг не умею
пы.сы.
*тихо так*
пожалуйста