ЛГБТ-сообщество Советского Союза
10.05.2013 в 16:59
Пишет Moura:О любви и прочих бесах.
RPS, Меньшиков/Козловский, PG, мини. Миссис Малфой, это не совсем то, о чём мы говорили (ладно, окей, это совсем не то, не бейте сильно по рукам). Серьёзно, я сама не знаю, как это сейчас вообще получилось.
{read}
В такие моменты о человеке хочется сказать: «Он издевается. Да он просто, черт побери, издевается». Ассистентка из тех, что зарабатывают ношением кофе, а через десяток лет гениально ставят Шекспира, пробегает мимо, на ходу бросая «Ваш Козловский в зале», и её улыбка и рыжий всполох огненных кудрей ещё долго висят в воздухе, как оскал Чеширского кота, а он даже не успевает возмутиться. Вот это, первичное, «Да он просто изд...» быстро сменяется на:
— Не мой он, - но отрицание, сказанное громким шепотом, падает на пол засценка, никем не услышанное и не подхваченное. - «Ваш Козловский», - проговаривает он, - такой же мой, как...
Это мимолётное «Ваш» действует, как вогнанный в висок гвоздь.
Третий звонок рождается из ниоткуда, наплывает звуковой волной, и никогда ещё Олег Меньшиков не чувствовал себя настолько лордом Генри, настолько ловцом душ и творцом нового Дориана, как четырнадцатого мая две тысячи тринадцатого. Мысль о том, как сделать так, чтобы Козловский потом не попал за кулисы, смешная и какая-то недостойная, не по годам и не по рангу, раздражающе-тоскливая. Разумеется, он её никак не реализовывает.
Данила приходит в антракте, ловит - по случайности - в коридоре, не говорит ничего кроме «Олег Евгеньевич», и голос у него осторожный, как бывают осторожны прикосновения: не потревожить, не прогнать играемого. У Данилы какая-то бобтейловская челка, падающая на глаза, да и сам он похож на большого ласкового пса, даже взгляд сияет так же - с нежной восторженностью.
Меньшиков сам не понимает, как умудряется сказать это:
— Дождись меня после, - и по пути к сцене долго и старательно давит желание приложиться затылком о стену. Он взрослый, разумный человек, по крайней мере, всегда себя таковым считал, и что такое искушение, если ты не в состоянии с ним бороться. Но борьбы как-то не выходит, и это обескураживает, злит и выбивает из-под ног землю. Бешено крутящуюся Землю, на которой ему как-то тесновато с актёром Козловским, - того слишком много, он распирает грудную клетку, как нескончаемый вдох, жжется в кончиках пальцев, воспаляется нарывом, и если бы можно было предвидеть, то он конечно бы... что?
Черт его побрал бы, этот советский хоккей.
Они продолжают иногда созваниваться - между делом, ради разговора обо всём и ни о чём, ради «Как дела?» и «Видела твой новый фильм». Оба считают себя удачным примером того, как брак не сделал из людей врагов, а развод - чужих. Он всё ещё зовёт её Леной, она всё ещё мягко перекатывает по языку его имя со смазанным польским акцентом.
Урсула звонит накануне, вечером тринадцатого. У неё усталый голос и долгие выдохи.
— Ты скоро будешь совсем-совсем популярный, Данила, - если бы он мог видеть её губы, но он не видит - только догадывается о еле заметной грустной дуге.
— Боишься, что большой экран убьёт во мне артиста? - он пытается рассмеяться, ногой захлопывает дверцу холодильника и падает за стол.
— Артиста не убьёт, убьёт актёра, - вздыхает она. - Но я знаю, ты будешь стараться.
— Не упасть?
— Как ми-ни-мум. А лучше - расти.
— Лен, - он отпивает глоток чая - слишком горячего, обжигает губы, - мне везёт. Я играю с такими людьми, ты просто не представляешь. Ну, что я тебе рассказываю, ты же Легенду видела. Тут только учиться. Посмотрю завтра олегова Дориана, тоже, считай, мастер-класс.
— Посмотришь... - пауза слишком долгая - даже для вдумчивой Урсулы с её текучими фразами. - Да, Данила, - наконец, медленно произносит она, - к слову о том, с кем ты играешь. Очень разное говорят, Данила, я так не люблю сплетни, - он почти слышит, как она шипит от отвращения к сарафанному кулуарному радио, которое когда-то попортило им обоим много крови, - но, знаешь. Ты должен... как это сказать, Данила... быть в курсе?
— Не понимаю, - он морщится. Тогда она вздыхает снова - долго, протяжно.
— Слишком много хороших слов. Ты умница, Даня, ты говоришь всё правильно, но очень много, понимаешь? А Олег Меньшиков - это тот, с кем всё гораздо сложнее... Как тебе сказать, Даня, - она щелкает пальцами, щелчок в динамике глухой и трескучий. - Я слушаю, что говорят. Разное говорят. Ладно про него - говорят, - голос её становится вкрадчивым, - про него говорят давно-о-о, ты знаешь. Только всё, что ты будешь делать теперь, начнут истолковывать... слово такое... двояко, Данила.
Этот разговор завершается тем, что он фыркает в трубку, но его «Лена, брось, ну» её, кажется, не убеждает. Из них двоих ей снова не всё равно, кто и что говорит. Даже если говорят, - думает он, - какой-то невероятный бред. На прощание она просит: «Осторожнее», и он обещает: «Буду», тут же, впрочем, забывая.
Козловский жестикулирует, рисует что-то руками на белоснежной, твёрдой, будто накрахмаленной, скатерти, срывается с длинных, почти рецензентских монологов на отрывистые междометия, и снова смотрит этими своими глазами щенка бобтейла - из-под падающей на глаза челки, с выражением хоть-пни-меня-всё-равно-вылижу-руки.
Меньшиков дёргается на стуле. Мысль определённо несвоевременная.
Данила замолкает, замирает напротив, через ресторанный столик, и смотрит очень внимательно.
— Я бы ещё Игроков посмотрел, - говорил он, и, перекатив по языку глоток кофе, приходится ответить единственно возможное:
— Так приходи, когда будешь свободен.
У тебя три месяца съемок, а потом закроется сезон, а потом, к осени, я выпутаюсь из тебя. Я знаю, как это бывает. Знаю дольше, чем ты живёшь.
Данила кивает, улыбается белозубо и благодарно - и смотрит исподлобья. Меньшиков знает о себе, как об актёре, всё, и твёрдо уверен в спокойствии на собственном лице и небрежности голоса, но всё-таки на какую-то долю секунды он ловит себя на том, что изо всех сил старается не смотреть жадно.
— Олег Евгеньич, - тихо зовёт Данила.
— М? - он выгибает бровь.
Но Козловский больше ничего не произносит, только глядит в стол, и Меньшиков слишком долго смотрит на его губы. Это послабление внутренним демонам, и надо бы, конечно, сворачивать эти пост-спектакльные посиделки.
— Я приду, - тот, наконец, поднимает глаза. - Ещё приду.
Не впиться пальцами в край стола - это его, худрука театра имени Ермоловой, особенное достижение в тот вечер.
Июнь висит над Москвой, как марево, плотный, душный и уже пропылённый насквозь. В крови всё ещё разбавлены гоголевские фразы.
— Вы - лучший, - совершенно убеждённо говорит Данила. Тон его такой ровный, словно он сообщает: «За окном плюс двадцать два и безветренно». - Это правда моя большая удача. Что Коля Лебедев снял Легенду.
— Актёрская - конечно, - его поза нарочито небрежна всем - от закинутой на ногу ноги и до покачиваемого в пальцах бокала с плещущейся на дне дымной жидкостью. В противовес позе Козловского, сидящего на самом краю дивана, сцепив в замок руки. Визуальный контраст.
Тот медленно качает головой.
— Мне нравится смотреть, как вы работаете. Мне нравится на вас смотреть.
Лена звонит ещё, Лена говорит «Ты меня пугаешь», Лена шипит «Если бы он был приличный человек, то не давал бы тебе вредить себе», Лена выдыхает: «Ты не понимаешь, как это выглядит со стороны», и чем больше она говорит о чем-то несусветно глупом, тем сильнее ему хочется ответить: «Я вообще об этом не думал, пока ты не начала». Но она начала, потому что хотела как лучше, а почва вышла слишком зыбкой.
Он смотрит на Меньшикова. В рассеянном электрическом свете чужой зрачок сливается с радужкой, затапливает чернотой, и если слишком долго смотреть в эту бездну на остро выточенном чужом лице, то она вдруг начинает смотреть в ответ. А пальцы раскачивают бокал, и ещё, и ещё, и амплитуда завораживает, и вдруг хочется потянуть вверх белоснежный манжет, оголяя чужое запястье.
Данила трясёт головой.
Вообще-то, сейчас он должен мрачно смотреть в камеру где-то в шотландской глуши, и разбуженные бесы тоненько заливаются над левым плечом.
— Это мне за все грехи мои тяжкие, - бросает в пустоту Меньшиков, захлопывая дверцу автомобиля. У дверей служебного выхода, спрятав руки в карманах куртки, стоит Козловский. Октябрь в этом году дождливый и прозрачный, как чисто вымытое стекло. - Ты что здесь делаешь, питерец Данила? - окликает он, и Козловский улыбается - широко, но не очень весело. И пожимает плечами.
— Соскучился. Давно в театре не был.
— Ну, похвально. Пройдёшь? - он кивает на здание театра, и ветер бьёт в лицо, наотмашь, бросая в глаза волосы; Меньшиков щурится и смотрит на Козловского почти испытующе. Он его, в конце концов, не звал. Сам.
Ты - сам.
— Если приглашаете, - улыбается тот - и вдруг вынимает из кармана руку, поднимает медленно, будто хочет коснуться, откинуть с чужого лба волосы, но не решается, и снова опускает её в карман. Глаза его уже совсем не бобтейловские, что-то не то с ним сотворила смена обстановки, сильно не то.
— Пошли, - бросает Меньшиков, и когда Данила за его спиной переступает через порог, понимает с необратимостью, упрямой и твёрдой, как гранит: нет, не выпутался.
Лена звонит реже. Иногда говорит «Мне кажется, что-то с тобой не так». Данила только закрывает глаза. С внутренней стороны собственных век на него смотрит бездна чужого тёмного взгляда, и он не уверен точно, кто и когда его в эту бездну втолкнул. Что-то подсказывает, впрочем: это случается сразу - или не случается вообще.
Он не выдерживает уже тогда, когда закрывает за собой дверь меньшиковского кабинета. Ловит того за рукава пальто, сжимая ткань в горсти, и тянет на себя, неловко попадая губами куда-то в угол чужого, тонкого и жесткого рта, и задыхается от: а если чертова ошибка, от мгновенной неумелости, сводящей мышцы, от ощущения падения с космической высоты. Хриплый выдох, слышащийся в ответ, похож на короткий стон обречённого, но от этого почему-то становится легче.
Значит, правда, - вспыхивает в мозгу. - Всё правда.
Падение же не заканчивается, и длится, и длится, и что-то разрывает грудь - будто нескончаемый, невместимый вдох.
URL записиRPS, Меньшиков/Козловский, PG, мини. Миссис Малфой, это не совсем то, о чём мы говорили (ладно, окей, это совсем не то, не бейте сильно по рукам). Серьёзно, я сама не знаю, как это сейчас вообще получилось.
{read}
-1-
В такие моменты о человеке хочется сказать: «Он издевается. Да он просто, черт побери, издевается». Ассистентка из тех, что зарабатывают ношением кофе, а через десяток лет гениально ставят Шекспира, пробегает мимо, на ходу бросая «Ваш Козловский в зале», и её улыбка и рыжий всполох огненных кудрей ещё долго висят в воздухе, как оскал Чеширского кота, а он даже не успевает возмутиться. Вот это, первичное, «Да он просто изд...» быстро сменяется на:
— Не мой он, - но отрицание, сказанное громким шепотом, падает на пол засценка, никем не услышанное и не подхваченное. - «Ваш Козловский», - проговаривает он, - такой же мой, как...
Это мимолётное «Ваш» действует, как вогнанный в висок гвоздь.
Третий звонок рождается из ниоткуда, наплывает звуковой волной, и никогда ещё Олег Меньшиков не чувствовал себя настолько лордом Генри, настолько ловцом душ и творцом нового Дориана, как четырнадцатого мая две тысячи тринадцатого. Мысль о том, как сделать так, чтобы Козловский потом не попал за кулисы, смешная и какая-то недостойная, не по годам и не по рангу, раздражающе-тоскливая. Разумеется, он её никак не реализовывает.
Данила приходит в антракте, ловит - по случайности - в коридоре, не говорит ничего кроме «Олег Евгеньевич», и голос у него осторожный, как бывают осторожны прикосновения: не потревожить, не прогнать играемого. У Данилы какая-то бобтейловская челка, падающая на глаза, да и сам он похож на большого ласкового пса, даже взгляд сияет так же - с нежной восторженностью.
Меньшиков сам не понимает, как умудряется сказать это:
— Дождись меня после, - и по пути к сцене долго и старательно давит желание приложиться затылком о стену. Он взрослый, разумный человек, по крайней мере, всегда себя таковым считал, и что такое искушение, если ты не в состоянии с ним бороться. Но борьбы как-то не выходит, и это обескураживает, злит и выбивает из-под ног землю. Бешено крутящуюся Землю, на которой ему как-то тесновато с актёром Козловским, - того слишком много, он распирает грудную клетку, как нескончаемый вдох, жжется в кончиках пальцев, воспаляется нарывом, и если бы можно было предвидеть, то он конечно бы... что?
Черт его побрал бы, этот советский хоккей.
-2-
Они продолжают иногда созваниваться - между делом, ради разговора обо всём и ни о чём, ради «Как дела?» и «Видела твой новый фильм». Оба считают себя удачным примером того, как брак не сделал из людей врагов, а развод - чужих. Он всё ещё зовёт её Леной, она всё ещё мягко перекатывает по языку его имя со смазанным польским акцентом.
Урсула звонит накануне, вечером тринадцатого. У неё усталый голос и долгие выдохи.
— Ты скоро будешь совсем-совсем популярный, Данила, - если бы он мог видеть её губы, но он не видит - только догадывается о еле заметной грустной дуге.
— Боишься, что большой экран убьёт во мне артиста? - он пытается рассмеяться, ногой захлопывает дверцу холодильника и падает за стол.
— Артиста не убьёт, убьёт актёра, - вздыхает она. - Но я знаю, ты будешь стараться.
— Не упасть?
— Как ми-ни-мум. А лучше - расти.
— Лен, - он отпивает глоток чая - слишком горячего, обжигает губы, - мне везёт. Я играю с такими людьми, ты просто не представляешь. Ну, что я тебе рассказываю, ты же Легенду видела. Тут только учиться. Посмотрю завтра олегова Дориана, тоже, считай, мастер-класс.
— Посмотришь... - пауза слишком долгая - даже для вдумчивой Урсулы с её текучими фразами. - Да, Данила, - наконец, медленно произносит она, - к слову о том, с кем ты играешь. Очень разное говорят, Данила, я так не люблю сплетни, - он почти слышит, как она шипит от отвращения к сарафанному кулуарному радио, которое когда-то попортило им обоим много крови, - но, знаешь. Ты должен... как это сказать, Данила... быть в курсе?
— Не понимаю, - он морщится. Тогда она вздыхает снова - долго, протяжно.
— Слишком много хороших слов. Ты умница, Даня, ты говоришь всё правильно, но очень много, понимаешь? А Олег Меньшиков - это тот, с кем всё гораздо сложнее... Как тебе сказать, Даня, - она щелкает пальцами, щелчок в динамике глухой и трескучий. - Я слушаю, что говорят. Разное говорят. Ладно про него - говорят, - голос её становится вкрадчивым, - про него говорят давно-о-о, ты знаешь. Только всё, что ты будешь делать теперь, начнут истолковывать... слово такое... двояко, Данила.
Этот разговор завершается тем, что он фыркает в трубку, но его «Лена, брось, ну» её, кажется, не убеждает. Из них двоих ей снова не всё равно, кто и что говорит. Даже если говорят, - думает он, - какой-то невероятный бред. На прощание она просит: «Осторожнее», и он обещает: «Буду», тут же, впрочем, забывая.
-3-
Козловский жестикулирует, рисует что-то руками на белоснежной, твёрдой, будто накрахмаленной, скатерти, срывается с длинных, почти рецензентских монологов на отрывистые междометия, и снова смотрит этими своими глазами щенка бобтейла - из-под падающей на глаза челки, с выражением хоть-пни-меня-всё-равно-вылижу-руки.
Меньшиков дёргается на стуле. Мысль определённо несвоевременная.
Данила замолкает, замирает напротив, через ресторанный столик, и смотрит очень внимательно.
— Я бы ещё Игроков посмотрел, - говорил он, и, перекатив по языку глоток кофе, приходится ответить единственно возможное:
— Так приходи, когда будешь свободен.
У тебя три месяца съемок, а потом закроется сезон, а потом, к осени, я выпутаюсь из тебя. Я знаю, как это бывает. Знаю дольше, чем ты живёшь.
Данила кивает, улыбается белозубо и благодарно - и смотрит исподлобья. Меньшиков знает о себе, как об актёре, всё, и твёрдо уверен в спокойствии на собственном лице и небрежности голоса, но всё-таки на какую-то долю секунды он ловит себя на том, что изо всех сил старается не смотреть жадно.
— Олег Евгеньич, - тихо зовёт Данила.
— М? - он выгибает бровь.
Но Козловский больше ничего не произносит, только глядит в стол, и Меньшиков слишком долго смотрит на его губы. Это послабление внутренним демонам, и надо бы, конечно, сворачивать эти пост-спектакльные посиделки.
— Я приду, - тот, наконец, поднимает глаза. - Ещё приду.
Не впиться пальцами в край стола - это его, худрука театра имени Ермоловой, особенное достижение в тот вечер.
-4-
Июнь висит над Москвой, как марево, плотный, душный и уже пропылённый насквозь. В крови всё ещё разбавлены гоголевские фразы.
— Вы - лучший, - совершенно убеждённо говорит Данила. Тон его такой ровный, словно он сообщает: «За окном плюс двадцать два и безветренно». - Это правда моя большая удача. Что Коля Лебедев снял Легенду.
— Актёрская - конечно, - его поза нарочито небрежна всем - от закинутой на ногу ноги и до покачиваемого в пальцах бокала с плещущейся на дне дымной жидкостью. В противовес позе Козловского, сидящего на самом краю дивана, сцепив в замок руки. Визуальный контраст.
Тот медленно качает головой.
— Мне нравится смотреть, как вы работаете. Мне нравится на вас смотреть.
Лена звонит ещё, Лена говорит «Ты меня пугаешь», Лена шипит «Если бы он был приличный человек, то не давал бы тебе вредить себе», Лена выдыхает: «Ты не понимаешь, как это выглядит со стороны», и чем больше она говорит о чем-то несусветно глупом, тем сильнее ему хочется ответить: «Я вообще об этом не думал, пока ты не начала». Но она начала, потому что хотела как лучше, а почва вышла слишком зыбкой.
Он смотрит на Меньшикова. В рассеянном электрическом свете чужой зрачок сливается с радужкой, затапливает чернотой, и если слишком долго смотреть в эту бездну на остро выточенном чужом лице, то она вдруг начинает смотреть в ответ. А пальцы раскачивают бокал, и ещё, и ещё, и амплитуда завораживает, и вдруг хочется потянуть вверх белоснежный манжет, оголяя чужое запястье.
Данила трясёт головой.
Вообще-то, сейчас он должен мрачно смотреть в камеру где-то в шотландской глуши, и разбуженные бесы тоненько заливаются над левым плечом.
-5-
— Это мне за все грехи мои тяжкие, - бросает в пустоту Меньшиков, захлопывая дверцу автомобиля. У дверей служебного выхода, спрятав руки в карманах куртки, стоит Козловский. Октябрь в этом году дождливый и прозрачный, как чисто вымытое стекло. - Ты что здесь делаешь, питерец Данила? - окликает он, и Козловский улыбается - широко, но не очень весело. И пожимает плечами.
— Соскучился. Давно в театре не был.
— Ну, похвально. Пройдёшь? - он кивает на здание театра, и ветер бьёт в лицо, наотмашь, бросая в глаза волосы; Меньшиков щурится и смотрит на Козловского почти испытующе. Он его, в конце концов, не звал. Сам.
Ты - сам.
— Если приглашаете, - улыбается тот - и вдруг вынимает из кармана руку, поднимает медленно, будто хочет коснуться, откинуть с чужого лба волосы, но не решается, и снова опускает её в карман. Глаза его уже совсем не бобтейловские, что-то не то с ним сотворила смена обстановки, сильно не то.
— Пошли, - бросает Меньшиков, и когда Данила за его спиной переступает через порог, понимает с необратимостью, упрямой и твёрдой, как гранит: нет, не выпутался.
Лена звонит реже. Иногда говорит «Мне кажется, что-то с тобой не так». Данила только закрывает глаза. С внутренней стороны собственных век на него смотрит бездна чужого тёмного взгляда, и он не уверен точно, кто и когда его в эту бездну втолкнул. Что-то подсказывает, впрочем: это случается сразу - или не случается вообще.
Он не выдерживает уже тогда, когда закрывает за собой дверь меньшиковского кабинета. Ловит того за рукава пальто, сжимая ткань в горсти, и тянет на себя, неловко попадая губами куда-то в угол чужого, тонкого и жесткого рта, и задыхается от: а если чертова ошибка, от мгновенной неумелости, сводящей мышцы, от ощущения падения с космической высоты. Хриплый выдох, слышащийся в ответ, похож на короткий стон обречённого, но от этого почему-то становится легче.
Значит, правда, - вспыхивает в мозгу. - Всё правда.
Падение же не заканчивается, и длится, и длится, и что-то разрывает грудь - будто нескончаемый, невместимый вдох.
@темы: фики, Меньшиков/Козловский, PG-13
-
-
13.05.2013 в 22:39-
-
14.05.2013 в 09:45мне особенно понравилось - а потом, к осени, я выпутаюсь из тебя.
Единственное - Урсула чего так переживает? )))
Спасибо ))) получила неожиданное для себя удовольствие )))
-
-
14.05.2013 в 15:00чего ОМ у Вас так страдает?
А с чего ему веселиться-то? Натуральный мальчик, от которого ёкает сердце, не подступишься, - это раз; у него самого - жена, попытки удержать гетеросексуальный имидж и постоянное нахождение на виду (себя надо сдерживать). А, ну и ещё я ангстер, это как бы КЛЮЧЕВОЕ).
Sinica, а потом, к осени, я выпутаюсь из тебя.
Вот, знаете, в этом, наверное, весь его внутренний смысл там. Что, окей, бывает, но пройдёт, как корь.
Единственное - Урсула чего так переживает? )))
Ну должен же был кто-то переживать
-
-
14.05.2013 в 15:13да. Не прошло )
Ну должен же был кто-то переживать
радоваться надо. Мальчик любовь нашёл ))))))))))))
-
-
14.05.2013 в 15:16радоваться надо. Мальчик любовь нашёл ))))))))))))
Ох, боюсь, что отнюдь не многие способны в реальности воспринять это так).
Хотя, может, в воображаемом продолжении она будет комфортить Данилу и рассказывать ему, как правильно вести себя с мужчинами; мороженое ему возить, не знаю, любит же он сладкое
-
-
14.05.2013 в 15:20"Мясца" всем фикрайтерам не хватает))) Как коллега говорю)))))))))))))))))))))
" с чего ему веселиться-то? Натуральный мальчик, от которого ёкает сердце, не подступишься, - это раз; у него самого - жена, попытки удержать гетеросексуальный имидж и постоянное нахождение на виду (себя надо сдерживать). А, ну и ещё я ангстер, это как бы КЛЮЧЕВОЕ)."
Ну, ангста я тут не нащупала. Насчёт имиджа... каноны существуют для того, чтобы их менять)))))
-
-
14.05.2013 в 15:25Ну, ангста я тут не нащупала.
Это было к слову о том, что всё в тексте так весело и радужно, как могло бы
каноны существуют для того, чтобы их менять)))))
О, тут уже тонкая грань с внехарактером и AU). Хотя AU правит миром, чего уж).
-
-
14.05.2013 в 15:32AU всегда правит. Творчество нужно для того, чтобы создавать AU. Препарировать реальную реальность скучно.
А внехарактер... если сильно держаться за "правильность" характера, перс может получиться топорным. Нужно делать "поправки на ветер", на мой взгляд.
-
-
14.05.2013 в 18:00-
-
25.05.2013 в 15:46-
-
25.05.2013 в 15:48-
-
25.05.2013 в 17:28-
-
25.05.2013 в 17:40Можно; 21 год).
-
-
25.05.2013 в 18:09-
-
29.05.2013 в 02:53а фраза а потом, к осени, я выпутаюсь из тебя. заслуживает отдельной похвалы.
грустная актуальщина. так бы и утащила в подпись или в пост))-
-
29.05.2013 в 13:46Yankel621, спасибо!
грустная актуальщина.
Как я вас хорошо понимаю *рукалицо*,
всю жизнь так живу.-
-
29.05.2013 в 15:07да уж...
кстати, если как-нибудь цитатку в подпись утащу не обидитесь?)
-
-
30.05.2013 в 22:41Да ну что вы! Наоборот). Это же... очень лестно, вот)).
-
-
04.12.2013 в 14:08Автор, скажите, а Вы ещё пишите по "легенде"?
-
-
04.12.2013 в 14:30И нет, знаете, сейчас, к сожалению, не то что по Легенде - вообще как-то не пишется(.
-
-
04.12.2013 в 20:08автор. если вы не напишите хоть что-нибудь
желательно РПС по Дане и ОМуто я буду очень страдать*тянет за рукав пальто*
да, это вялая попытка морального давления
-
-
05.12.2013 в 09:37Просто Даня с ОЕ вдруг ушли - и сейчас вместо них в мозгах писец. Поэтому не хочу вам ничего обещать(. Но вы чудесный читатель, спасибо, что комфортите).